ноябрь 1942 г.

ПРОЩАНИЕ

У военкома был добровольно,
И в армии служить никто не принуждал,
При расставании стало как-то больно,
Однако маме этого не показал.

Прощанья шли последние минуты,
Сестренка с мамой мерзнут у вагона,
Они неважно и одеты, и обуты,
Но не уйдут до отправленья эшелона.

Стоят они, прижавшися друг к другу,
Одним большим платком себя накрыв,
А ветер, как назло, затеял вьюгу,
Усиливая холод и порыв.

Тоску разлуки подавить стараясь,
Я обнимаю их, пытаясь обогреть.
Гляжу веселым взглядом, улыбаюсь,
Хочу заставить их чуть-чуть повеселеть.

А мама говорит свои наказы,
Глядит печальными глазами на меня,
Припомнилося детство - мои проказы,
Что до вчерашнего творил я дня.

А эшелон, как специально, выжидает,
Мне смутно стало от плача матерей,
Моя сестренка тоже слезы вытирает,
Намерзли льдинки на варежке у ней.

И вот - протяжный паровозный рев
Прощанье оборвал, и души сжались,
Удары тарелок буферов
У нас в сердцах болью отдались.

Колеса заскрипели, застучали.
В теплушку на ходу вскочив,
Слова прощальные родным кричал я,
В душе надеялся, что буду жив.

Гудок - и поезд прибавляет ход,
И стали от вагона отставать родные,
Меж нами расстояние растет -
За пеленою скрылись лица дорогие.

Закрыта с лязгом плотно дверь вагона,
И он на стрелках выходных прогромыхал.
Уселись парни на лавках удрученно,
Для нас армейской службы срок настал.

Ст. Пьянский Перевоз

апрель 1943

ДОМОЙ ОБ ЭТОМ НЕ ПИШИ

Здесь видно приамурские высоты,
С них самураи глядят на нас,
Стоят к границе близко полковые роты,
Полка, служить в котором есть приказ.
А в роте одногодки все почти,
Комотделенья  старше нас на год.
Похожее пришлося в жизни всем пройти,
В сужденьях наших школьный плод.
Узнал все о «максиме»-пулемете,
Глаза завяжут – разберу и соберу,
Одним из первых в пулеметной роте,
Сумел освоить эту мишуру.
В расчете есть у нас тачанка,
И три коня закреплены.
Вблизи границы наша стоянка,
Всегда быть к бою мы должны.
Лошадки - наши верные друзья,
За ними нужен большой уход.
Они нас пулею несут не зря,
Когда мы ходим на учениях в поход.
Почти полгода шинель ношу,
Привык к солдатской службе.
Домой, что плохо, не пишу,
Стараюсь больше о нашей дружбе.

с. Кресты 17 с.п.

октябрь 1943

ПОД СТУК КОЛЕС

Опять недолго полк запасной,
Переодели - и маршевая рота.
На запад едем, путь большой,
Ждет пополнений матушка-пехота.
Скрипит вагон, стучат колеса,
На фронт. Что ждет? На фронт. Что ждет?
Кто вспомнил мать. А кто Христоса -
Под звук колес раздумье жмет.
На стрелках громче стук колес,
Куда везут? Везут куда?
Каких и сколько будет гроз?
Не первый год в стране беда.
Стучат колеса, скрипят вагоны,
На фронт и с фронта людей везут,
И тянутся по рельсам эшелоны,
И днем, и ночью они идут.
Везут здоровых, а встречь в бинтах,
А что судьба готовит нам?
И мысль под стук, но то не страх,
Что встретим там? Что встретим там?
Эшелон. Путь на запад.


ноябрь 1943

ПОЛЕ

Рота проселком по грязи шагает,
Мочит солдат снегом с дождем,
К телу идущих белье прилипает,
Плечи сырые налились свинцом.
Птицы над полем летать перестали,
Деревни в округе покинул народ,
Взрывами поле снаряды вспахали,
Не сеялся хлеб здесь не первый уж год.
Забылося пение в поле косцов,
Дружно идущих ранней порой,
К обеду давно не носил пирогов
Тропинкою узкой мальчишка босой.
А сколько таких полей впереди?
Предела нет гневу в солдатской груди,
И завтра, быть может, пойдет рота в бой,
Кому в роте будет жребий какой?
Сегодня в лесу мечта сбылась быть,
Шинели хоть чуть у костра посушить.

Прифронтовой лес

декабрь 1943

ДОРОГА

Зимняя дорога фронтовая.
Декабрьский морозец крепко жмет.
Размерной поступью шагая,
Колонна воинов идет.
Их мгла ночная и холод окружают,
Накат дороги от сотен ног скрипит,
За лесом небо ракеты освещают,
Нет-нет разрыв со вспышкой прозвучит.
Пройдено сколько - время потеряли,
Большой привал был на закате дня,
Солдаты спотыкаться, падать стали,
Заснув в колонне, задумавшись идя.
Толкнут соседа и нарушат строй,
О куреве взгрустнется им со сна,
Закурят, скрыв огонь во тьме ночной,
В строю команда «не курить» дана.
Идут - друг другу помогают,
Согласно карте, деревушка быть должна,
А в темноте лишь трубы они встречают,
И между ними – гробовая тишина.
Заснеженные остовы печные,
Подобно как кресты могил стоят.
И обгорелые липы вековые,
Вдоль деревушки протянулись в ряд.
От вида труб у многих сжались зубы,
Война прошла и в их родных краях,
И могут дома они встретить тоже трубы,
В далеких городах и деревнях.
На фронте воины не знают
Что ждет за поворотом их,
Но все надеются, мечтают
Увидеть близких и родных.

Переход на другой участок фронта
208 с.д. 578 с.п.


январь 1944 г.

ПРОЖИТЫЙ ДЕНЬ

Январского солнца начался восход,
Вдвоем прикрывали разведки отход…
Пуля нежданно лейтенанта скосила,
Другая солдата крепко задела.
Канава в пути от врагов его скрыла,
Ползти далеко, нейтраль посветлела.
Тянет поземка - следы заметает,
Солдату придется в канаве лежать,
Колючий снежок в нее завевает,
Чтоб выжить, надо до вечера ждать.
Лежать до тех пор, когда станет темно,
Возможно, тогда за ним и придут.
Решенье его только одно:
Канаву покинешь, поползешь – добьют.
Это нестрашный приснился сон,
Это на фронте прожитый день.
В память надолго врезался он,
Даже поземки запомнилась тень.
Маленьких льдинок запомнился стук,
Солдату нельзя разогреться, встать,
Только движения пальцами рук
И для согрева ногою стучать.
Стучал и считал: вроде пятьсот,
Устал, забылся и счет потерял.
А время, кажется, не идет,
Чтоб не заснуть, опять застучал.
Мысли солдата по жизни бродят.
Все, кажется, все перебрал.
Домой они его уводят,
И страх за маму болью сжал.
Словно краской окрасился снег,
Красный круг стал большой.
Мысль пришла – ускорить время бег,
Снова начать солдату бой.
В диске осталось четыре патрона,
Граната-лимонка осталась одна.
Этим врагу не сделать урона
И жизни дешевая будет цена.
Подумал и взвесил: а нужно ли это?
Дешево жизнь отдавать?
И мысли не дали такого совета,
Только одно – надо ждать.
Ударили взрывы мин по земле.
Очнулся от них, глянул – светло,
Все стало кругом в пелене.
Слипаются веки, и телу тепло.
Но не может спокойно он умирать,
Достигнув восемнадцати лет.
Хочет солдат автомат приподнять,
Да в руках его сил уж нет.
Снаряд разорвался вновь рядом,
Опять землею забросало.
На это глянул усталым взглядом,
Кажется, сердце стучать угасало…
На самый край жизни солдат подошел,
Но все пережить сил нашел.
около д. Кисилевичи. Насвинский района
г. Осташково, госпиталь п.п. 78077


февраль 1944

ГОСПИТАЛЬНАЯ НОЧЬ

У двери лампа чуть коптит,
Полутемно в большой палате,
Кой-кто застонет и что-то помычит,
Пройдет сестрица в беленьком халате.
Заполночь, а мне не спится,
Хотя и ногу, кажется, спасли.
Врачам пришлось с ней повозиться,
Они творили все, что могли.
А вот сосед мой ранения не снес,
Не по себе мне как-то было,
Когда к нему руку поднес,
А тело у него уже остыло.
Ведь только-только говорил,
Жену и дочку вспоминал,
Предельно сильно он их любил,
Разлуку с ними до слез переживал.
Письмо помог ему писать,
Его теперь получат с извещеньем,
Родным, наверно, будет не понять,
Чему же верить с их полученьем.
На душу давит в такие дни,
Подружишь вроде, и надо расставаться,
Бесследно не проходят для меня они,
Не раз при жизни будут вспоминаться.
В часы ночные маму вспоминаю,
Как у нее здоровье, как она?
И по сестренке немножечко скучаю,
Поэтому, наверно, нет и сна.

г. Осташково, госпиталь п.п. 78077.
В окно видно озеро Селигер

март 1944 г.

ВЕСТОЧКА

Весточка из дома – праздник для солдата,
Он печален, если писем нет.
Скверно на душе в неведеньи о доме,
На свое письмо тоскливо ждать ответ.
Самодельный небольшой конвертик
Подал воину в палате почтальон.
Засветились радостью глаза больного,
Весточку увидев, улыбнулся он.
А в конверте – лист бумаги из тетрадки,
Пахнет солдату домом от него,
Маленькая весточка от мамы -
Две странички написаны всего.
Самых теплых, самых нежных,
Слов, что можно только подобрать,
Расспросить о трудностях солдатских,
И совет свой материнский дать.
Душу мать в слова вложила,
Постаралася ничем не огорчить.
Дома, пишет, все в достатке,
Все здоровы - и нетрудно жить…
Сердце матери болит за сына,
Трудно ей тоску и боль скрывать,
Словом не обмолвилась печальным,
О своей тоске не написала мать.
А письмо писала со слезами,
На бумагу капля горькая легла.
И по строчкам буковки плясали,
Рука матери с трудом писать могла.
На бумаге видно, что засохли слезы,
И от них чернила даже расплылись,
Словно раны-язвочки на теле
Сыну болью в сердце отдались.
И нашла тревога на солдата,
Вспомнил он родную мать.
Трудно ей сейчас там дома -
Захотелося ее обнять.
Приласкать, утешить дорогую,
Как его когда-то мама утешала,
Успокоить хоть немножко,
Чтоб она спокойно сына ждала.

г. Осташково, госпиталь п.п. 78077

май 1944 г.

ТОСКА ЗЕМЛЕПАШЦА

Прекрасен в своем пробуждении мир
Солнечным утром в поле весной.
Если б не взрывов воркующих гул,
Мирным кажется край фронтовой.

С орудием рядом старый солдат
Комочек земли поднял осторожно -
Согрелася пашня, подсохла земля,
Пахать выезжать в поле можно.

С любовью, как ценность большую,
Корявыми пальцами землю держал.
Он вспомнил деревню родную
И поле, что в мирные годы пахал.

По дому крестьянин скучает,
Расстался он с ним много дней,
Труд мирный солдат вспоминает
И запахи хлебных полей.

Куда ни забросит судьба землепашца,
Тоскуя, он помнит, как пахнет земля,
Ему-то особенно больно и грустно
Стоять и смотреть на пустые поля.

Берег р. Сороть. 274 о.м.п.
Огневая позиция 5 бат.

май 1944 г.

ЗАПЕЛ СОЛОВЕЙ

Майский вечер. Прогулок поэта места.
Край передний затих, и стоит тишина.
Накрывает плотней темнота.
Вдруг запел соловей, и душе не до сна.

Соловей, соловей, серокрылая пташка,
Твое пенье уносит в родное село.
Для солдата в нем слышится ласка,
От которой становится сердцу тепло.

Обрывается вздох, и душа замирает
В тишине, когда слушаешь милые трели,
Их звучанье усталость снимает,
Даже если она была на пределе.

Соловьи, соловьи, для души вы поете,
Вы рождаете мысли пеньем своим,
В них надежду на счастье несете,
Что в сраженьях бывает шальным.

И спокойней стучит у воина сердце,
Заставляет смотреть на мир по-другому.
И к милосердью в нем открывается дверца,
Руку помощи дать не откажешь любому.

Передний край. Пушкинские высоты
274 о.м.п. Н.П.  5 бат.

август 1944 г.

БЕЗ ШАНСОВ ВЫЖИТЬ

В том наступлении все было так,
Что много лет спустя не разобраться,
Чтобы отвлекся на удары враг,
Без шансов выжить пришлося драться.
В сражении кровавом за сутки боя
Смогли продвинуться полтысячи шагов,
Довольно много выбыло из строя
В пехотных отделениях бойцов.
Враг огрызался, как подранок-волк
В предсмертной агонии своей,
Как бы платя за неудачу долг,
Ведя огонь чем дальше, тем плотней.
И роты часом на глазах редели,
Металла шквал к земле всех прижимал,
Держались солдаты на пределе,
Никто "вперед!" команду не давал.
Не потому, что люди духом пали
И страх в бою стал вдруг одолевать,
А потому, что многих потеряли,
И было некому вставать.

Лубананские болота 274 а.м.п.
О.П. 258 гв. с.п.




август 1944 г.

ДРУГ ЗАКРЫЛ ОТ СМЕРТИ МЕНЯ

Дивно бывает, что день был прожит,
В сражении гибнет солдат не один,
И не может быть день мной забыт,
Когда гибнет при мне друг – солдат армянин.
Труд обычный был наш фронтовой,
Он поднялся в броски чуть вперед.
И закрыл от меня смерть собой,
Грудью приняв осколков полет.
Все кусочки снаряда, что были
В нас направлены взрывом в двоих,
Его тело одно сквозь пронзили -
Умер друг на коленях моих.
Глаз его никогда не забыть,
Взгляд солдата с прощальной тоской,
Веки друга навеки закрыть
Мне пришлося дрожащей рукой.
Он в могилу ушел от меня,
Но из памяти годам не взять,
Буду жив, у души того дня,
И мечты, как друзей нам встречать.
Зачеркнула война торжества,
Не принять мне от друга лаваш,
И в моей не случится судьбе
Ситный хлеб поднести другу наш.

х. Тяки 274 а.м.п. П.П. 62 гв. с.п.

октябрь 1944 г.

БУДНИ

Поднялся к небу грозный вал,
Взметнувшись, небо заслонил,
Дробящийся в куски металл
Ударом грома оглушил.
Подбросил в воздух пыль и дым,
Огонь в них зажигая,
И запахом пороховым
Встал в горле, вздох сжимая.
Удары множились, росли,
Но сразу как-то смолк их рев.
Шуршал еще секунду столб земли,
Летящий сверху на бойцов.
В крови в окопе не встает, лежит
Мальчишечка еще совсем,
Семнадцать лет солдатику на вид,
Любовь познал он вряд ли с кем.
Глаз мутных не раскрыв, застыл…
Чтобы могли любить другие,
За это жизнью заплатил.
Жестоки будни фронтовые.

п.к. р-н Эзеркалы 274 а.м.п. о.п.96 гв. с.п.

декабрь 1944 г.

СОЛДАТСКИЙ СОН

Передний край. Первый час ночи. Дежурю у телефона. Телефонист на батарее спросил меня, что делаю, о чем думаю, и попросил написать стихотворение, что вокруг делается. Вот оно:

До дрожи в руках утомленные боем,
Как чем-то святым, наслаждаясь покоем,
На скрытом тьмою переднем рубеже
Солдаты вповалку лежат в блиндаже.
И пока смолк орудий раскат,
Где застал их покой, там и спят.
И во сне видят жен и детей,
Кто невест, кто своих матерей,
Видят край свой далекий родной,
Дом отцовский, для них  дорогой.
Фитилек самодельный горит,
В блиндаже сон солдатский царит.
Спят, пока темнота чуть пройдет,
Землю рвать бог войны не начнет.
Автоматы опять застучат,
А пока чутким сном они спят.
И во сне видят жен и детей,
Кто - невест, кто - своих матерей,
Видят край свой далекий родной,
Дом отцовский, для них дорогой.

х. Берзкауси 274 а.м.п. НП 5 бат..
май 1945 г.

РАДОСТЬ

Весть о победе, как бегущая волна,
Приход свой сразу шумом отмечала,
И там, куда передавалася она,
В мгновение людей преображала.

Не зная выражению чувств предела,
Кричали, прыгали, салютовали,
Душа от радости у воинов кипела,
С победою друг друга поздравляли.

Объятьем теплым, жестом, взглядом,
Из фляжки чаркой фронтовой,
Делились крепким самосадом,
Плясать пускались вдруг гурьбой.

А кое-кто сидел не веря, что дожил,
Взгляд в точку вдаль куда-то устремив.
Снаряд солдата вроде оглушил –
Услышанное было, словно взрыв.

Как никогда, гуляло братство фронтовое,
И небо сотнями ракет светило.
Переживание несказанно большое
Фронтовиков всех рангов захватило.

Переднего края нет.
Стоим на дороге 354 а.б.р.г.к.
май 1945 г.

ЗАПЛАКАЛ СОЛДАТ

Шумит весельем окопная округа,
Передний край салютами гремит,
С победой поздравляют все друг друга,
Домой всем долгожданный путь открыт.
Домой, когда есть у кого он.
Солдат заплакал, не стесняясь слез,
От этих слов не удержал он стон,
Четыре года который нес.
Не произнес его, прощаясь с милой,
Слезы не проронил, дом покидая,
И удержал, чернея, он их с силой,
Врагам края родные оставляя.
Вернувшийся к развалинам села,
Стоял на кладбище, без слов застыв.
Узнав, как мать родная умерла,
Он поседел, слезы не уронив.
Как внуков она телом закрывала,
Когда фашист на них наставил автомат,
Что палачу жена в лицо сказала.
Когда на шею ей вешал он плакат.
Все воин вытерпел: и боль, и горе.
Судьба дала ему их больше чем сполна,
Никто не слышал жалоб в разговоре.
И вот заплакал, когда ушла война.
Солдата радость общая сдавила.
С трудом сквозь слезы он проговорил:
- Зачем меня смерть много раз щадила?
Четыре года с нею рядом был.
Пять раз в госпиталях имел приют,
Убитых рядом мне не сосчитать,
Домой их многих родные ждут,
Нельзя взамен меня солдат поднять.
Все горе вырвалось за праздничным столом,
У воина смочили слезы ордена,
Не выжать, было время, даже их огнем,
Да видно, лопнула в душе его струна.

бат. упр. 354 а.б.р.г.к.